... продолжение, начало – часть I.
Сделаем небольшое отступление в нашем расследовании о портретах-близнецах. Приведём один пример, который позволит нам глубже понять суть творческого процесса подлинного художника и почему, среди многочисленных портретов выдающейся русской артистки Прасковьи Ивановны Ковалёвой-Шереметевой, по сцене Жемчуговой, особое место занимают портреты, исполненные крепостным художником Николаем Ивановичем Аргуновым. Возможно, кому-то этот пример покажется излишне «экстравагантным», но тем не менее...
Перенесёмся в 1946 год на парижскую улицу Великих Августинцев в мастерскую франко-испанского художника Пабло Пикассо (1881 – 1973 гг.), где он работает над портретом очередной своей музы, известным под названием «Женщина-цветок». Позирует художнику Франсуаза Жило (1921 – 2023 гг.) – француженка, художница, опубликовавшая в 1964 году автобиографию «Моя жизнь с Пикассо», в которой описала свои взаимоотношения со знаменитым художником в 1943 – 1953 годах. Вот лишь несколько выдержек из воспоминаний Франсуазы Жило о процессе создания портрета:
«В течение следующего месяца я наблюдала, как он пишет то этот портрет, то несколько натюрмортов... Пабло стоял с напряжённым, сосредоточенным видом ярдах в трёх-четырёх и не сводил с меня глаз ни на секунду. Не касался бумаги; даже не держал в руках карандаша. Мне казалось, что я стою там очень долго... Оказалось, что простояла я чуть больше часа...
...Пабло простаивал перед мольбертом, почти не двигаясь, часа по три-четыре подряд. Я спросила, не утомляет ли его такое долгое стояние на одном месте. Он покачал головой: «Нет. Потому-то художники и живут так долго. Я, пока работаю, оставляю своё тело за дверью, подобно тому, как мусульмане обувь перед входом в мечеть». Время от времени Пабло отходил в дальний конец мастерской и садился в плетёное кресло... разглядывал холсты по часу. После этого обычно возвращался к работе над портретом. Иногда говорил: «Сегодня не могу развивать дальше эту пластическую идею» и принимался работать над другим холстом...
...Первоначально полотно «Женщина-цветок» представляло собой довольно реалистический портрет сидящей женщины... Поработав немного, он сказал: «Нет, этот стиль не годится. Реалистический портрет совершенно не передаёт тебя»...
...По завершении портрета Пабло казался довольным. «Мы все более-менее животные, – сказал он, – и примерно три четверти людей похожи на животных. Но ты нет. Ты похожа на растение, и я ломал голову, как выразить мысль, что ты принадлежишь скорее к растительному царству, чем к животному. Я никогда ещё не чувствовал побуждения писать кого-то таким образом. Странно, правда? А портрет, по-моему, удачный. На нём представлена ты».
Вернёмся к нашему расследованию.
Разумеется, в начале XIX века Н.И. Аргунов абстрагироваться до уровня Пикассо не мог. Но глубокое понимание натуры позволило ему создать несколько действительно вдохновенных портретов прославленной русской артистки. Жизнь крепостной Прасковьи Жемчуговой, полная драматических переживаний и горестных мук, озарённая радостью творчества, протекала рядом с жизнью её сверстника и собрата по искусству – крепостного художника Николая Аргунова. И хотя её портреты были написаны по приказу барина – графа Николая Петровича Шереметева, художник вложил в них частицу своей души и ту искреннюю симпатию и восхищение, которые он питал к замечательной женщине.
В истории русского изобразительного искусства к Николаю Ивановичу Аргунову долгое время искусствоведы относились пренебрежительно. И только, начиная с середины XX века, интерес к его творчеству стал возрастать. Наиболее точную оценку художнику дал советский искусствовед, педагог и мемуарист Михаил Владимирович Алпатов (1902 – 1986 гг.). В своём исследовании «Н. И. Аргунов», опубликованном в 1975 году, Алпатов пишет:
«Посещая Останкино, дивуясь художественным богатствам, сосредоточенным во дворце Шереметева, трудно не вспомнить о том, что в этой атмосфере искусства и утончённого вкуса жил и трудился Николай Иванович Аргунов, который большую часть жизни провёл в крепостной неволе... Удивляешься тому, что Николай Аргунов проявил себя в творчестве как человек, стоявший на уровне тогдашнего культурного общества, хотя в жизни он не имел к нему доступа. Николая Аргунова нельзя причислять к самым значительным русским художникам того времени. Его творческое наследие невелико и скромно, уровень мастерства неровный... И вместе с тем его работам присуще особенное очарование, и независимо от невольного пристрастия к личности художника в его картинах находишь свою прелесть».
В 1803 году незадолго до смерти Прасковьи Ивановны, последовавшей через двадцать дней после рождения сына – наследника богатейших владений рода Шереметевых, Н.И. Аргунов написал портрет графини, создав образ, в котором словно предчувствовал её безвременную, трагическую кончину. На портрете графиня изображена в полный рост на последних неделях беременности. Желая оправдать свою женитьбу на крепостной и узаконить права наследника, граф Н.П. Шереметев отдал приказ Аргунову написать этот портрет. Одним из аргументов этой версии является изображение срезанной колонны с поставленным на неё бюстом графа в правой стороне портрета. Причём это не белый холодный мрамор, а живое, телесного цвета лицо, с улыбкой смотрящее на зрителя. Художник не посмел изобразить своего барина с мраморным ликом, напоминающим надгробный памятник.
Портретом граф Шереметев не ограничился, им была «придумана» родословная П.И. Жемчуговой, восходящая к польскому шляхетскому роду Ковалевских. О том свидетельствует надпись на крышке гроба графини под фамильным гербом Шереметевых: «Графиня Прасковья Ивановна Шереметева, рождённая Ковалевская, от древнего благородного происхождения польских шляхтичей... супруга действительного тайного советника, обер-камергера, кавалера российских орденов... её жития было 34 года 7 месяцев и два дни».
Об отношениях между графом Николаем Петровичем Шереметевым и крепостной артистки Прасковьи Жемчуговой сложено немало легенд. Сегодня можно найти множество сведений о том, как редкие душевные качества Прасковьи Ивановны покорили даже избалованного барскими утехами графа Шереметева. Как она спасла графа в 1788 году от депрессии после смерти его отца П.Б. Шереметева, фактически возглавив крепостной театр. Как по её настоянию в 1794 году Н.П. Шереметев начал строительство в Москве богадельни и больницы – Странноприимный дом, ныне Институт неотложной помощи имени Склифосовского. При этом жизнь самой Жемчуговой не была безоблачной. Долгие годы она тяжело переносила своё положение барской любовницы, окружённая завистливой толпой недоброжелателей.
Для нас самым важным свидетельством отношений между супругами Шереметевыми является «Завещательное письмо» графа, в котором он счёл необходимым объяснить малолетнему сыну Дмитрию причину своей женитьбы на его матери, крепостной артистке:
«Я питал к ней чувствования самые нежные. Долгое время наблюдал я свойства и качества любезного моему сердцу предмета и нашёл в нём украшенный добродетелью разум, искренность, человеколюбие, постоянство, верность; нашёл в ней привязанность ко святой Вере и усерднейшее Богопочитание. Сии качества пленили меня больше, нежели красота ея, ибо они сильнее всех внешних прелестей и чрезвычайно редки. Они заставили меня попрать светское предубеждение в рассуждении знатности рода и избрать её моею супругою…».
В этом же «Завещательном письме» Николай Петрович наставляет сына:
«В жизни у меня было всё. Слава. Богатство. Роскошь. Ни в чём этом не нашёл я упокоения… Во всех твоих намерениях призывай в помощь Бога – без Его воли ты ничего сам собою исполнить не можешь. Не дерзай никогда что-либо помыслить противу веры. Она есть тайна небесная, тайна вечная. Пусть лучше погибнут все стяжания твои в мире сем, нежели погибнет в тебе вера твоя. Она есть душа нашей жизни временной и вечной; без неё бытие наше – мука вечная. Помни, что жизнь быстротечна, что весь блеск мира исчезнет, и все живущие в нем переселятся в вечность, не взяв с собой ничего, кроме добрых дел».
Умер граф Николай Петрович Шереметев в 1809 году. Сразу после смерти опекуны малолетнего наследника, согласно завещанию графа, отпустили Николая Ивановича Аргунова «для снискания себе пропитания своими руками». Хотя формальную вольную Аргунов получил лишь 7 лет спустя, в 1816 году, с него все эти годы не требовали даже оброка, и он был свободен в выборе заказчика.
И последний «штрих» к портретам П.И. Шереметевой. Уже после её смерти Н.И. Аргунов пишет ещё один портрет графини, скорее всего по заказу графа, который очень сильно переживал кончину супруги. Сегодня этот портрет находится в московском Государственном Историческом музее.
Очевидно, что портрет был написан «по памяти» на базе ранее сделанных картин, эскизов и набросков. Представление о внешнем облике графини Шереметевой, благодаря Аргунову, стало основой для других художников, писавших её портреты по заказу графа уже после смерти Прасковьи Ивановны. В 1903 году русский историк литературы и библиограф Дмитрий Дмитриевич Языков (1850 – 1918 гг.) в биографическом очерке, посвящённом столетию со дня смерти П.И. Шереметевой-Жемчуговой, писал: «В ней не было ни античной, ни классической, ни художественно-правильной красоты. Напротив, с этой точки зрения лоб нашли бы малым, глаза несколько растянуты по-восточному, в волосах нет роскоши, скулы выдаются слишком заметно, колорит лица смугловатый, но, в общем, это именно то, что называется красотой выразительной».
Теперь у нас имеется достаточно сведений, чтобы перейти к главному этапу следствия о портретах-близнецах и получить ответы на вопросы, заданные в начале нашего расследования.
Продолжение следует... Часть III
